Мировоззрение РАВкус непознанногоНаучное постижение БытияПути самопознанияЭтикаПрикладные умения и навыки
Человек сферыКультуРаТворчествоОбществоОбщениеНаш дом Земля
Поэзия [7]


Проза [8]


Фотогалерея [2]


Арт-галерея [3]


Музыка [0]


Видео [0]


Поздравления. Подарки. [0]


Плейкасты [0]


Прикладное творчество [2]


Конкурсы, тесты, игры, головоломки, кроссворды [3]


Юмор [5]


Советы читателей. Полезные советы. [1]


Статья - Лебеди, запряженные в колесницу. Клочев Павел.




 

ЛЕБЕДИ, ЗАПРЯЖЕННЫЕ В КОЛЕСНИЦУ

...Проснувшись от холода в пятый или шестой раз за ночь, пьяно покачиваясь в дремотной неге, подбрасываю в прожорливый зев "буржуйки" очередную порцию смолистых поленьев. Поправив на плечах овчинный кожушок, зябко ёжась, прикуриваю чертегознаеткакуюпосчёту сигарету, и, бездумно глядя на языки пламени, жадно лижущие полешки, c надеждой прислушиваюсь к тому, что творится на улице. Увы - задувает ветер порывами, как и задувал, заставляя меленько дребезжать одно из незакреплённых стёкол окна.

Этот выматывающий душу юго-западный ветер преследует нас уже шестые сутки с того дня, когда наша лодка ткнулась носом в береговое крошево гальки. Нас двое в этой непривычно просторной рыбацкой избушке. В дальнем, по диагонали от меня, углу избы, там, где на столе неярко горит керосиновая лампа, негромко посапывая, спит на полатях в импортном синтепоновом спальном мешке Виктор.

Шесть дней назад на загруженной всем необходимым лодке с горящими от нетерпения глазами мы вышли из посёлка, твёрдо зная, что наша рыба от нас не уйдёт! Пройдя по морю вдоль береговой линии к чёрту на кулички, забрались туда, где крайне редко ступает нога вездесущей рыбинспекции. Ещё тогда, разгружая лодку, несколько раз останавливались и смотрели на ростущие на глазах валы волн, подгоняемые усиливающимся ветром. Первые два дня ещё бодрились, ожидая, когда стихнет ветер, чтобы трепетно и грамотно выставить рыболовные сети. Гнали от себя тревожную мысль: кажется, ПОПАЛИ...

Бросив в гудящую пламень огня окурок, прикрывая скрипучую дверцу "буржуйки", итожу - накрылась рыбалка…

Но не это тревожит. Как у нас говорят, рыба - дело водяное.

Тревожит другое: как до дому будем сегодня добираться по штормовому морю? Домой очень даже пора. Виктору, кровь из носу, нужно быть сегодня к вечеру дома. А впереди ночь, ветер не утихает…

...Утром, перекусив и попив чайку, засобирались... На берегу на "раз-два" рывками стащили по "покатам" лодку и, поставив её на воду, отплыли.

Кидать и бить лодку стало сразу, ещё до выхода из губы-залива. Сижу впереди, повернувшись лицом к Виктору, управляющему в корме подвесным мотором и, даже прижавшись спиной к лобовому стеклу лодки, ощущаю шквальную порывистость ветра. Регулярные порции воды, сбитые носом лодки с верхушек волн и окатывающие меня через ограждающее стекло с равными промежутками, заставляют трясти головой и передёргивать плечами. Виктору хуже - ему не отвернуться от летящих прямо на него водяных брызг: он только отплёвывается, но продолжает, вытянув шею, смотреть вперёд, через меня, туда, где непокорными холмами ходят опененные волны стылой, тяжёло-свинцовой воды.

Нашу лодку "Прогресс-4" кидает вверх-вниз, с боку на бок, что заставляет меня, расставив руки, цепляться за обледенелые её борта. Вижу встревоженные глаза Виктора, рыскающие по поверхности моря с целью нахождения оптимального прохода между валами, но это тщётно - взбешенное море кидает нашу лодку как щепку. А идти до дому минимум полтора часа. Но это - по спокойному, штилевому морю. Гоню от себя гаденькие трусливые мысли о невозможности в случае чего не только не доплыть в нашем зимнем одеянии до берега, но и о невозможности выбраться на скалистые отвесные скалы, обдаваемые грохочущим трёхметровым пенистым накатом. Молю про себя только об одном: чтобы не подвёл нас двадцатипятисильный лодочный мотор - "японец" "Тошиба". На мне прорезиненный плащ с накинутым на голову капюшоном, но вот где-то вода уже нашла дырочку - ледяными капельками она стекает вниз по позвоночнику, заставляя выгибаться.

Проходим уже вторую губу и тут... Накаркал!!. Надрывистый, но негромкий рёв мотора стих. Еще раз чихнув, мотор замолчал!.. Вижу искажённое тревогой лицо Виктора, слышу его вопль: На вёсла! Скинув с бортов вёсла, с усилием загребая левым, стремлюсь убрать борт от неумолимо надвигающегося на нас водяного вала. Не успел! Лодку волна заваливает практически полностью на правый бок... Нас обдаёт с головы до ног закрывающая полнеба ледяная купель, и лодку швыряет вперёд на несколько метров.

С трудом удерживая равновесие, ко мне в невообразимом прыжке, раскорячившись, подскакивает Виктор и, сдвигая меня сторону, падает на скамью, хватая одно из вёсел. Лихорадочно выгребаем, подставляя корму приближающейся другой волне. И еще одна порция воды через кормовое отделение заливает лодку, и снова нас кидает вперёд!.. Выворачивая шеи и продолжая лихорадочно грести, смотрим, куда нас несут-швыряют волны. Хоть в этом повезло - нас несёт не на скальный берег, а в губу...

Выгребаем долго, выбиваясь из сил, моля про себя только об одном, чтобы не сломались вёсла в уключинах - это их слабое место. Жмёмся к берегу - тут вроде потише - глушит волны выступающий мысок, который мы уже миновали. В лодке вода по щиколотку, но мы уже не обращаем внимания на плавающие вещи: не до того...

Наступает момент, когда осознаём - выгребли!.. Выбившиеся из сил, учащённо дыша и обливаясь потом, перестаём грести. Мы на сравнительно спокойной воде в небольшой загубине. Шурша килем по прибрежному мелководью, лодка ещё по инерции продвигается вперёд и останавливается... Сидим молча, долго восстанавливая дыхание… Закуриваем, с трудом находя в промокшей сигаретной пачке относительно сухие сигареты. Ну, что, Пашка, - говорит Виктор, в который уже раз обтирая лицо внутренней стороной полы куртки, - этот день, 16 ноября 2008 года, нам теперь надолго запомнится... Молча киваю головой, только сейчас в полной мере осознавая, что на волосок были от гибели...И понимаем – до дома сегодня вряд ли доберемся.

Докурив, переваливаемся через борта и, хлюпая сапогами по рифлёному глинистому мелководью, поддёргиваем рывками лодку к берегу. Набравшая забортной воды лодка невообразима тяжела. Достав из носового лючка лодки якорь на длинной верёвке, выношу его на берег, где втыкаю лапы якоря в присыпанный снегом береговой брусничник. Выносим из лодки на берег наш скарб, вычерпываем из неё воду. Морозец в середине ноября небольшой – всего-то около минус шести, но дубеет, покрываясь тонкой коркой ледяного панциря, наша одежда, и холод пробирает нас всё сильнее. Виктор сообщает мне, что метрах в трёхстах в лесу есть избушка-полуземлянка. Принимаем решение идти в избу, где можно будет обогреться-обсушиться и обсудить дальнейшие наши действия в этой сложившейся форс-мажорной ситуации. На всякий случай - вдруг в избе не найдём - укладываем в мешок топор, чайник и немудрёную снедь. И именно в этот момент слышим приближающийся к нам лай собаки. Мы оживляемся радостно: есть собака, - значит, есть люди!

Через несколько секунд мы уже видим выбежавшего прямо на нас из глубины прибрежного густого подлеска чёрного и худющего кобеля-полукровку. Его поведение нас озадачивает: его лай не был ни агрессивным, ни испуганным, что было бы закономерно в данной ситуации... Этот лай скорее напоминал жалобный полувой. Да и действия пса были странными: он подбегал к нам и тут же, не переставая смотреть на нас, отбегал, как бы зовя за собой. Переглянувшись, мы пошли за собакой, и это её явно обрадовало. Она пробегала немного вперед, останавливалась, глядя на нас и, убедившись, что мы идём по её следам, с радостным лаем опять устремлялась вперёд по едва утоптанному снегу. Метров через 70 вышли на тропу, но не было на ней человеческих следов - только набитая на снегу вереница собачьих лап.

Идя по тропинке, несколько раз останавливаемся, набирая в мобильном телефоне номера, но тщетно - связь отсутствует. Виктор, указывая на теряющуюся в хмурой дымке вершину прибрежной крутой скалы, гарантирует, что оттуда связаться с посёлком можно.

Плоскую крышу полуземлянки увидели только тогда, когда подошли к ней метров на 15. Проржавевшая труба, торчащая из крыши, не дымилась, да и рядом с входом-спуском в землянку на присыпанном свежем снежке никаких следов человека не было. Пёс забежал через приоткрытую дверцу в землянку и тут же выбежал назад, оглушая нас непрекращающимся лаем.

Встречайте гостей, хозяева! - без особой надежды громко говорю я, открывая настежь неширокую, обитую рваной мешковиной дверцу землянки.

Протиснувшись в узкий дверной проём, вваливаемся внутрь. Два узких оконца, расположенных на уровне поверхности земли, позволяют рассмотреть в сумеречном освещении убранство полуземлянки. Слева от входа "буржуйка" из тонкого железа, прожжённая в нескольких местах, но по-хозяйски обложенная плоскими плитами каменьев. Всё это грубо скреплено-связано уже высохшей, потрескавшейся глиной. Прямо от нас - стол, справа и слева - палати-нары. На левых нарах лежит бесформенной кучей тряпьё, а справа нары демонстрируют широкие доски, отшлифованные за долгие годы боками рыбаков и охотников.

Но первым, что мы не увидели, а почувствовали, было другое. Столь привычный для каждого из нас запах угарного духа землянки перебивался тошнотворным запахом чего-то гниющего.

Протяжный стон из-под тряпья на левых нарах заставил нас вздрогнуть. Рывком откидываю какую-то куртку в изголовье нар, и мы видим голову старика со свалявшимися седыми космами и с не менее безобразной, сбившейся в култук, большой седой бородой. Глаза старика в глубоких очернённых впадинах закрыты, но видно как он надсадно дышит, приоткрыв рот, выдыхая небольшоё облачко пара в воздух выстуженной землянки. Я отбрасываю с него всё тряпьё и невольно отступаю назад, отворачивая голову и брезгливо сморщившись. На старике, лежащем на левом боку, только засаленные, давно потерявшие изначальный цвет, безобразно грязные кальсоны. Вместе с тряпьём, которым был накрыт старик, я откинул-сорвал и мерзкую, в кровавых разводах тряпицу, накрывавшую страшную глубокую рану. Рана была в ужасающем состоянии: даже мимолётный взгляд позволял увидеть ее воспалённые и вывернутые края, сплошь обложенные гнойными сочащимися вздутиями. В глубине раны была видна желто-матовая кость ребра... Весь бок, плечо и часть шеи старика выделялись тёмно-вишнёвой воспалённостью...

- Пииить... - протяжно стонет старик, не открывая глаз.

Виктор, гремя закопчёнными чайником и кружками, не найдя воды, срывается-выбегает за ней на известный ему родник. Выйдя из землянки, я зачерпываю ладонью невесомую взвесь снега и, вернувшись, вкладываю этот комочек в рот старика. Он сжимает губы и начинает жевать, причмокивая. В землянке ни полешка, но открыв дверцу печурки, вижу уложенные в ней дрова. Затапливаю "буржуйку" и, убедившись, что огонь занялся, возвращаюсь к лежащему и присаживаюсь на край нар. Старик медленно открывает глаза и, с трудом фиксируя взгляд, через некоторое время начинает присматриваться ко мне.
- Ты кто, мужик? - спрашиваю я, - Что с тобой случилось? Говорить можешь? Старик долго-долго смотрит на меня, а потом тихо и медленно произносит: Не узнаёшь меня, Пашка?.. Тарабарин я... Жорка...
Я вглядываюсь в его лицо, а память, лихорадочно перелистывав закрома прошлого, тут же услужливо подсовывает нужный образ.

... Лет 18-19 назад… жарко натопленное помещение дежурной части старого здания милиции и поджарый 30-летний мужик, с широким разворотом плеч, с курчавой чёрной бородой, в засаленном армейском бушлате, доставленный аппатитской охотинспекцией за браконьерство с одного из безымянных озёр, расположенных на границе двух районов. И еще приметное - выглядывающая из-за пазухи бушлата своего хозяина...
голова кошки с отсутствующими ушными раковинами (отморожены были).

- Жорка, ты что ли? - ещё не веря, переспрашиваю я, - Что с тобой случилось?.. Его губы кривятся в полуулыбке, но тут же болезненная гримаса стирает её.
- Под нарами... жир медвежий... намажь на тряпку... - в несколько приёмов выдаёт он. Я заглядываю под его нары и за край вытаскиваю мятую закопчённую кастрюльку, на дне которой видна сальная субстанция в комочках не пережаренных шкварок. Не найдя ни единой чистой тряпки в землянке, вспомнив, достаю из внутреннего кармана своей куртки тряпицу и, зачерпывая из кастрюльки
медвежий жир черенком ложки, полосой обильно намазываю его на ткань.

Нерешительно переминаюсь перед лежащим... - Положи на рану...- едва слышно говорит он. Непроизвольно брезгливо морщась, накрываю тряпицей его рану и вижу как содрогается от этого всё тело Тарабарина. Осторожно накрываю его рваным ватным одеялом и куртками.

Взопревший Виктор вваливается в землянку и ставит на печку чайник, наполненный водой. После короткого обсуждения он снова уходит, намериваясь подняться на скалу, откуда собирается дозвониться до милиции с просьбой прислать транспорт для вывоза раненого.

... Давно вскипел чайник. В кружке остывает сладкий чай для Жорки, а я пытаюсь накормить его "бульоном" - разогретой жижей с тушёнкой и намятым хлебным мякишем. Он принимает лишь одну ложку месива, да и то большая её часть остается на бороде.

Жорка пытался жевать, не открывая глаз, но через короткое время устало замирал. Да и чаю выпил всего несколько ложек. Но именно крепко заваренный переслащенный чаёк заставил-таки его немного оживиться и открыть глаза. Воспалённо дыша, он попросил меня достать из указанного им места то, что там хранится. Подцепив лезвием топора одну из досок полового покрытия и отложив две короткие доски в сторону, я увидел в земляной нише-тайнике разобранное одноствольное ружье и выцветший латаный-перелатаный рюкзачок.

Уложив доски на место, подношу рюкзак к раненому, усаживаюсь рядом на край нар и развязываю тесёмки на горловине рюкзачка. Достаю оттуда нечто удлинённое, обмотанное стареньким свитером и завязанное с помощью рукавов. Развязываю узел, и на пол землянки, скользнув по моим коленям, падает с глухим стуком ударившись о доски пола, нечто.

Подымаю упавший предмет. С недоумением рассматриваю.

В моих руках безупречный матовый цилиндр тёмно-фиолетового цвета длиной около полуметра и диаметром примерно в 10 сантиметров. Этот цилиндр необыкновенной аметистовой красоты подобен кристаллу. Но не это поразило меня. Внутри монолитного кристалла-цилиндра видно нечто, напоминающее огромную нитяную катушку, но вместо нитей на её корпусе сквозь фиолетовую муть отливает золотом пластина испещренная какими-то насечками.

- Что это, Жора? - изумлённо смотрю на старика. Вместо ответа, прикрывая устало глаза, он просит меня достать из кармана его куртки какой-то листок. Достаю. Разворачиваю... На мятом, заляпанном какими-то жировыми разводами листе, явно выдранном из книги, вижу нарисованную неумелой рукой схему. Рассматриваю нанесённую береговую линию.., рядом остров, крестик нарисованный на его краю...

Вопрошающе смотрю на Жору.

- Остров "***" знаешь? - с придыханием спрашивает он. Ещё раз смотрю на схему и, узнав скалистый нежилой остров, нарисованный в привязке к береговой линии, утвердительно киваю головой. Десятки раз за свою жизнь проплывал мимо него, любуясь величественной неприступностью его отвесных стен.

Мои мысли останавливает прерывающийся шепот Жоры.

- По "малой" воде подойдёшь… туда, где крестик поставил… Кольцо у скалы... по ручью найдёшь... Ты должен положить… это… туда… Кольцо потяни...

С недоумением гляжу на шевелящиеся губы Жоры. Что это он? Бредит?
- Жор, а Жора, а рана-то у тебя откуда? Кто тебя? - стремлюсь своими вопросами привести его в чувство. Он долго шевелит губами, собираясь с силами.

- Скажешь, что медведь порвал... Пусть думают ТАК.

- Жора, туфту не гони, - что я, ран от медведя не видел? Кто тебя? Чем? - профессионально подхожу я к делу, с ужасом видя, как наплывает синюшность на его виски и глазные впадины.

- Никому не говори про это… не показывай никому.., верни это туда.., теперь ты... - ещё успеваю я разобрать его слова, склонившись к его лицу.

... Он умер ещё до возвращения Виктора... Просто потянулся весь и затих. Я пересел на соседние нары, положив руки на стол и опустошенно-бездумно некоторое время смотрел, как тихонько поскуливая, лижет лицо Жоры его верный пёс.

С тяжелым чувством, взяв в руки цилиндр, выхожу из землянки ставшей последним приютом в смертный час Тарабарину Георгию. Тщетно пытаюсь вспомнить его отчество…

Чтобы скоротать время до прихода Виктора, и одновременно испытывая естественное любопытство, стал рассматривать Жорино наследие. Ни единой щелочки, ни какого-нибудь отверстия на цилиндре-кристалле. Как и что именно помещено неведомым мне способом внутрь, - я не могу разгадать... Одно бесспорно - это не природная какая-то аномалия, а творение рук мыслящего существа. Но как удалось спрятать внутри кристалла "катушку", - я не могу представить. В дневном свете, напрягая глаза, пытаюсь рассмотреть и разгадать смысл насечек на пластине "катушки"; пытаюсь ногтём оцарапать поверхность... Всё напрасно.

Возвратившись в землянку, заворачиваю цилиндр в свитер и получившийся кокон прячу в рукав своей куртки, а саму куртку скручиваю в валик и отодвигаю к стене землянки на пустующих нарах.

Принимаю решение ничего не говорить Виктору. Разбираться и осмысливать всё буду по прибытию домой в спокойной обстановке.


...Мы сидим в уютной тесноватой каюте военного кораблика, который, содрогаясь от усилий, уверенно преодолевает не проблемные для него волны, приближая нас к столь ожидаемому домашнему уюту и покою. Я монотонно рассказываю опрашивающему меня участковому Серёге о последних минутах жизни Тарабарина. Акцент в основном делается на слова умершего о смертельной ране, причинённой ему медведем. Я понимаю затурканного участкового - мои слова о том, что со слов Жоры, его "порвал" медведь, будут краеугольным камнем доказательства некриминальной смерти при вынесения постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. Не зря же им, участковым, к протоколу осмотра приобщено и ружьё с патронами, и кастрюля с медвежьим вытопленным жиром.

Я рассказываю участковому всё, но ни слова не говорю о цилиндре-кристалле, листке-схеме и последних словах Тарабарина. К моему бедру доверчиво жмётся пёс. Он не отходит от меня ни на шаг с той самой поры, когда прибывшие на катере сотрудники милиции заполнили землянку, оформляя протокол осмотра места происшествия.

Этот пёс, клички которого я не удосужился узнать у Тарабарина, странным образом потерял всяческий интерес к своему бывшему хозяину. Когда завёрнутое в драное одеяло и обвязанное верёвками тело занесли на катер и положили на моторное отделение кораблика, пёс пробежал мимо и устремился за мной, даже не задержавшись у трупа - явно боялся потерять меня. И все попытки матросика-контрактника преградить ему дорогу, ни к чему не привели: злобно рыкнув на него, пёс проследовал за мною вниз в каюту. Виктор, повеселевший от мысли, что, судя по времени, успевает для решения своих вопросов в посёлок, постоянно выходит на палубу: проверяет ход лодки тянущейся на буксирном конце за корабликом. Матрос, спустившийся по трапу, заходит к нам в каюту и, недовольно косясь на пса, поит нас чаем. Откинувшись спиной на переборку и устало смежив веки, придвигаю к себе поближе свою куртку, свёрнутую в валик, потяжелевшую ровно на вес цилиндра находящегося в ней... Мысли текут медленно. Даааа... Событийный был денёк... А Виктор-то, пару раз стрельнул глазами заинтересованно по моей куртке, но ни одного вопроса не задал...Слегка клонит в сон…


...Отгремели новогодние праздники. Уже двадцать дней как царствует в мире 2009 год... "Отстрелявшись" на утреннем оперативном совещании после суточного дежурства по отделу - та ещё ночка была - спешу домой в состоянии привычно-приятной эйфории от осознания того, что на двое суток буду дистанцирован от проявлений подлости, низости и предательства, человеческих страданий и боли. А если к этому добавить и маленький колокольчик радости, мелодично звучащий в душе с того памятного ноябрьского дня прошлого года, когда я стал обладателем таинственного цилиндра, то можно с уверенностью сказать - ДВОЕ СУТОК будут немалым для меня периодом покоя и общения с тем, что стало мне дорого.

Я полюбил эти часы, посвященные рассматриванию цилиндра-кристалла. Приятная прохладная тяжесть его, множественность и неповторимость оттенков светло-фиолетовой дымчатости, непостижимая загадочность нахождения внутри цилиндра "катушки", таинство чуть видимых насечек-символов на золотоподобной фольге - всё было в нём совершенно и прекрасно!

Иду домой. Возле дома меня ожидает ещё одна радость: обладатель дорогостоящего ошейника, (и он этим явно гордится!) - преданный мне до самозабвения шестилетний кобель, вывезенный мною когда-то в штормовую погоду из леса в день смерти его предыдущего хозяина.

Все новшества впервые увиденной цивилизации, были собакой восторженно встречены. Без тени страха и сомнения он пометил все столбы, углы домов посёлка, не забыв с радостью дать трёпку каждому встреченному им местному кобельку. Только один раз я сумел завести его в свою квартиру в день приезда, но он, всё обнюхав, тут же, скуля у входной двери, потребовал своей единственной ценности - воли. Выпуская его из подъезда в тот день вечером, я мысленно с ним попрощался...

Каково же было моё удивление, когда следующим днём я был встречен радостным лаем моего друга и его неистовыми прыжками вверх. Кажется, он уже стал полновластным хозяином нашего двора…

Из продуктов питания пес ценил только свежую или мороженную рыбу, чем поразил всех моих сердобольных соседок-старушек. Меня же он удивил ещё одним. Долго произнося различные клички, я по его поведению пытался отгадать его истинное имя, но он не реагировал ни на одну из них. Что меня заставило как-то раз окликнуть его, назвав "Покровский", я сейчас точно не помню, но именно на эту кличку-прозвище, он радостно среагировал и откликался в дальнейшем.

Вместе с кристаллом и Покровским, после того памятного ноябрьского дня, в моей жизни появилось и третье чудо: один и тот же сон стал приходить ко мне довольно часто, и я помню его до мельчайших деталей.

Помню реальное, доселе не испытанное даже в детстве, ощущение полёта во сне... Каждая клеточка моего существа наполнена счастьем от осознания подвластности мне огромных трёх лебедей, запряжённых в колесницу, которыми я управляю!.. Сколь мощен, постоянен и неукротим мах их крыльев!.. С какой готовностью они чутко реагируют на моё желание либо взмыть вверх, либо в пологом стремительном планировании пройти над самой землёй!.. Мы летим с огромной скоростью над планетой, освещённой солнцем. Я вижу невиданные мною ранее рощи деревьев, изумрудность колышащихся от дуновения ветра лугов, живое серебро извилистости рек!.. Стремительность полёта приближает меня к ещё БОЛЬШЕЙ невообразимой радости: Я ТОЧНО ЗНАЮ, что лечу на север, туда, где на границе блистающего льда и белизны снегов меня ЖДУТ!.. Меня ждут ОНИ - семь гигантских исполинов в горделивой неподвижности ожидающих моего прилёта, и я уже вижу их, стоящих на краю плато отвесной обрывистости материка. И тут… я всегда просыпаюсь...

Этот сон приходит ко мне не реже двух раз в неделю... И я живу этим сном в серости мелких будней бытия...


...Мир потемнел для меня ночью 30 мая. Тот же сон… Но где же она - пьянящая радость от ощущения полёта, где переполняемое счастье от встречи с ждущими меня?.. Глухая и нарастающая тревога, не покидающая меня при полёте на север, сменяется осознанием какого-то неизбежного ужаса, к которому я приближаюсь... Я подлетаю к плато, но не вижу встречающих меня исполинов, только одинокая маленькая фигурка человека замотанная в какое-то тряпьё сидит на краю плато. Я кричу себе: - ПРОСЫПАЙСЯ!!! Но тщетно... На огромной скорости лебеди врезаются в отвесные стены поднятого на невообразимую высоту плато и, ломая крылья, долго падают вниз на прибрежное каменистое мелководье вместе с обгоняющими их в падении обломками колесницы... Я же - стою на краю плато перед человеком и, не поднимая глаз на него, уже знаю: на меня с тоскливой укоризной, зябко кутаясь в рваное ватное одеяло, смотрит Тарабарин... А над нами в черной глубине неба ярким следом золотой колесницы разгорается северное сияние.


Выныриваю из сна и долго прихожу в себя, безуспешно выдавливая из души непроходящий страх и ужас. В ночной тиши и темени нащупываю на журнальном столике сигареты, закуриваю...

Понимание необходимости исполнения последней воли Жоры приходит осознанно и чётко. И сразу становится легче!

Включаю свет и долго рассматриваю мятый листок с каракулями Тарабарина. Придвинув местную газетёнку, нахожу еженедельную распечатку времени и высот полных и малых вод. Планируя выезд к острову, определяю, что через два дня - 2 июня, самая малая вода будет в 15 часов 10 минут. Чтобы на моторке точно добраться до острова, название которого сообщил мне умирающий, нужно выезжать часа на 3 раньше...


...Мерно гудит старенький "Ветерок-8", разгоняя по штилевой глади Большой Пирь-губы маленький, но остойчивый подъездок1, без лишних вопросов предоставленный мне в личное пользование соседом Володей. Поставив передние лапы на борт лодки, мой Покровский высокомерно игнорирует собак, заходящихся в надрывном лае на берегу,.. Влажная кирзачность его носа в постоянном шевелении – видно, что и он с радостью вдыхает в себя непередаваемую йодистую свежесть моря. А денёк!..

Надвигаю на брови выцветшую, с большими полями шляпу "Balzer" - подарок старшего сына Егора, скидываю сапоги и, уже не щурясь от яркого июньского северного солнышка, наслаждаюсь морским простором и непередаваемыми береговыми красотами. Покровский перебегает от борта к борту, с суровым выражением на морде разглядывая что-то в солнечных бликах на воде. В очередной раз он гремит, задевая чайник и штыковую лопату лежащие у борта. Цыкаю на него, и пес, с укоризной посмотрев на меня, тем ни менее, с видимым удовольствием укладывается на сухих досках настила днища, привалившись боком к рюкзаку. Там, в рюкзаке, лежит цилиндр. Не знаю, правильно ли я сделал, что взял его с собой. Направляюсь к острову (что там скрывать) только для проформы: посмотреть и, успокоив себя, убедиться, что слова Тарабарина были предсмертным бредом и не больше. В свете яркого дня все ночные страхи и переживания кажутся далёкими и несерьёзными.

Но тает моё благодушное настроение с каждой пройденной милей: чем ближе я подхожу к острову, тем больше охватывает меня волнение. И, наконец, обогнув выступающий мыс, вижу вдалеке цель моего похода: фантастическим огромным тортом выступает остров из морской бездны. На память приходят скупые строчки из "Лоции Белого моря": "...остров **** высотой 47 метров находиться в 1,6 мили от мыса ****. Остров покрыт лесом. Берега острова отвесной обрывистости..."

Неприступно-мрачным бастионом наплывает остров по мере приближения к нему лодки. Покровский, тонко поскуливая, мечется по лодке, не реагируя на мои угрожающие призывы успокоиться. То ли хозяина вспомнил, то ли берег почуял…

Сверяясь со схемой, направляю лодку к тому месту, где на листке обрывистый берег острова отмечен крестиком. Подплывая к берегу, глушу мотор и берусь за вёсла. Недоумённо рассматриваю почти гладкий монолит участка отвесной каменной стены острова, испещрённый хаотичными трещинами. "Ну... А дальше что?.. Какое кольцо?.. Какой ручей?" - проносятся мысли... Смотрю с борта лодки в воду и вижу на глубине не более полуметра глинисто-песчаное ровное дно. Достаю мобильник, смотрю время. До самой малой воды еще минут 25. Понимаю, что на убылой воде должна обнажиться небольшая площадка приостровного берегового участка.

Отливными водами лодку потихоньку относит от острова, но я этому не противлюсь - всё равно самой малой воды ожидать надо... Колыхаясь из стороны в сторону, плавно уходят в морскую глубину кусочки скорлупы с очищенных мною двух варённых яиц. Я с удовольствием наворачиваю их вприкуску с куском копчёной колбасы и подсоленного чёрного хлеба, изредка вгрызаясь зубами в брызжущую мякоть спелого помидора. Покровский невозмутим. Он давно, ещё до выхода в море, обследовал- обнюхал мой рюкзак, и содержимое его не заинтересовало.
Ну, что, - Пора! Я берусь за вёсла и налегаю на них, так как за это время невидимым течением отнесло лодку в море на добрую сотню метров.
Подплываю к МЕСТУ, табаню... Киль носа лодки мягко наезжает на край небольшого, освободившегося от воды, прибрежного участка. Встав, но не выходя из лодки, осматриваю крошечную площадку, всего-то 4 на 4 метра, пологую, чуть ли не в уровень с поверхностью моря. Ёкает сердце, когда вижу узкий, извилистый след ручейка, берущего своё начало от нижней кромки отвесной скалы острова. Выхожу на берег, поддёргиваю лодку и, забрав из неё якорь, иду к месту, откуда берёт начало ручеёк.

На границе берегового песка и скалы навалены прибившиеся водоросли. Присев, откидываю их, ожидая увидеть бьющую из-под песка вздутую пульсацию родничка, и вижу... КОЛЬЦО!!!.. Оно лежит чуть прикрытое замутнённой водой в скальной нише... Кольцо овальной формы, каменное и не менее 40 сантиметров в длину... Но потрясает меня другое: кольцо имеет в середине неразъемное каменное сочленение с чем-то ещё, уходящем вниз!

С опаской опускаю руку в ледяную родниковую лужицу и обхватываю гладкое, не менее 7 сантиметров в диаметре, кольцо. Сколь беспомощно выглядит моя ладонь! во внутренний вырез кольца спокойно может войти ещё не менее трёх мужских дланей. Я приподнимаю кольцо и тащу его вверх, будучи уверенным в бесполезности моей попытки. Но, приложив небольшое усилие, с удивлением чувствую и вижу, что оно тянется и вытаскивает вслед за собой еще одно небольшое кольцо и скреплённый с ним конусный, каменный столбик!!! Он выходит снизу сантиметров на 50 и наглухо стопориться...

Усаживаюсь на влажный песок и, не веря собственным глазам, начинаю рассматривать все, что вытащил. И тут, заметив краем глаза какое-то шевеление, в мгновение ока оказываюсь на ногах и в два прыжка подлетаю к лодке, где иступлённым лаем заходиться Покровский...И не зря! Глаза отказываются верить: огромный, не менее 8 метров в высоту и 2,5 метров в ширину, вертикальный скалистый пласт острова с небольшими рывками, но достаточно плавно, опускается верхней своей частью к поверхности земли и дальше - ВНУТРЬ ОСТРОВА!!! Перевожу взгляд и вижу, как растёт и небольшая гряда рыхлого и мокрого песка подымаемая нижней частью опускаемой плиты!..

Способность связно мыслить пришла не сразу. Только через несколько минут нескончаемый поток бегущей однотипной мысли - не может быть!.. ЭТОГО - быть не может! – остановился. Непрекращающийся истошный лай испуганного пса, мечущегося по лодке, привёл меня в чувство.

Плита наклонно уходит вниз в глубину открывшегося проема. Подхожу к нему и вижу открывшийся проход-коридор, который теряется в сумрачной темноте. Осторожно ступаю на плиту одной ногой и готов убрать её тут же, при малейшей опасности. Все же подаюсь вперед на несколько шагов и, подняв голову, оглядываю стены и верх грота. Я не мог представить, что сподоблюсь увидеть такое. Чтобы было понятно читающим, представьте себе стену, свежепокрытую слоем глины, в которую старательно вминали на 4-5 сантиметров баскетбольный мяч, причём следующее нажатие делалось так, чтобы края вмятин накрывали друг друга. Но ни о какой глине речь не идёт. Эти пчелиной сотовости вмятины, сделанные в скальной породе, испещрённой хаотичными трещинами, выглядят естественными! Никаких следов механической обработки.

Глаза привыкают к полумраку, и я вижу впереди, там, где находится верхний край лежащей плиты, одинаковые гигантские уступы, уходящие вверх и в темноту, в глубину каменного массива острова. Высота каждого уступа доходит мне до пояса!.. Мозг отказывается воспринимать в этих уступах СТУПЕНЬКИ, но что-то мне говорит - это именно они...

Возвращаюсь к лодке, закуриваю, стремясь упорядочить скачущие мысли.

А-а-а! Была - не была!.. Две лапы якоря продеваю в кольцо на конусном столбике, закрепляя лодку, затем ударом ноги переламываю черенок лопаты и готовлю факел. Обматываю конец черенка отрезанной полосой мешковины. Срезав одну из брезентовых лямок рюкзака, закрепляю ею мешковину сверху и обматываю всё проволокой, взятой из ящика с инструментом. Срываю с мотора бензошланг и, подкачивая резиновую "грушу", обильно поливаю бензином матерчатую часть импровизированного факела. Недолго поколебавшись, надеваю рюкзак с находящимся в нём кристаллом-цилиндром. Сдвигаю с пояса назад ножны, проверяю наличие в нагрудном кармане "энцифалитки" коробки спичек, по старой рыбацкой традиции туго завёрнутой в полиэтиленовый пакетик.
Глянув на воду, отмечаю, что вода ещё "стоит", но по времени - минут через 15 должна тронуться.

Потрепав поскуливающего Покровского, вхожу в грот. Опираясь руками, подымаюсь на одну высокую уступ-ступеньку... Другую... Их - четыре. Наконец встаю на площадку, еще подсвечиваемую дневным светом из высокого входа в грот. Округлой формы площадка размером не менее 6 метров. Не отрывая подошв от гладкой поверхности площадки, продвигаюсь вперёд…

Опять ступени!.. Но теперь они уже идут вниз, в кромешную темень!.. Поколебавшись, начинаю спуск... Всё идет в два раза медленнее, так как, лёжа на поверхности ступени, опускаю ногу, нащупывая ею твёрдое основание, а затем уж осторожно ставлю рядом и другую ногу... Теперь ступеней одиннадцать! Пытаюсь гнать ужасающие меня мысли, что я УЖЕ на несколько метров НИЖЕ УРОВНЯ МОРЯ, но это мне плохо удаётся. В полнейшей темноте, смахнув пот со лба, дрожащей рукой подношу зажигалку к факелу и поджигаю его, тут же отдёрнув руку. Яркая вспышка слепит меня: факел горит ярко, не чадя, лишь роняя горящие капли вниз. Отвожу вытянутую руку с факелом в сторону и смотрю себе под ноги...

Я стою на идеально ровном «полу» огромного зала. Его поверхность вполне пригодна для проведения бальных вечеров. Замечаю, что нет на этой каменной ровности ни пыли, ни влаги. Смещаю факел влево и обмираю...

На каменном полу зала я вижу выложенную разноцветную мозаику: ТРИ ОГРОМНЫХ ЛЕБЕДЯ ЗАПРЯЖЕННЫЕ В КОЛЕСНИЦУ!!!


Шипит факел… Я остолбенело взираю на то, что приходило ко мне во сне!..

Они огромны - эти лебеди, выложенные белоснежным неизвестным мне камнем: размах их крыльев не менее 5 метров!.. Они впряжены в постромки такого же золотистого камня как и колесница... Но, кто в колеснице?!!

В огромной, только абрисом очерченной фигуре, угадывается контур человеческого тела, но вся наполненость этой фигуры - однородна.

Потрясённый, я узнаю этот камень, которым набрана-заполнена фигура: это эвдиолит или, как его называют, "лопарская кровь"!..

Пытаясь определить размеры зала, теряющегося в темноте, обхожу его по кругу и вижу два огромных по высоте арочных прохода, ведущих дальше в глубь острова. И, если в первом проходе свет факела освещает горизонтальный проход в чернильную темноту, то во втором - те же уступы-ступеньки, ведущие ЕЩЁ РАЗ ВНИЗ!..

Вынося факел вперёд, осторожно продвигаюсь дальше по залу и вновь, разинув рот, потрясённо окаменеваю... Колеблющее пламя факела освещает расположенный впереди меня метрах в пяти, циклопических размеров прямоугольный блок идеальной стеклянной прозрачности с идеальными гранями!.. Размеры его потрясают: он не менее 12 метров в длину и чуть более 2 метров в высоту! Потрясённый этим зрелищем, я вижу и другое - грубо сколоченную из сосновых жердей лестницу с четырьмя перекладинами, прислоненную к ближней для меня стороне блока! Подхожу к блоку поближе и опять замираю, увидев то, что не рассмотрел изначально: на верхней плоскости блока, на разной, кажущейся хаотичной удалённости друг от друга, стоят вертикально погруженные в блок сантиметров на пять, ШЕСТЬ КРИСТАЛЛОВ-ЦИЛИНДРОВ полностью идентичные тому, что лежит у меня в рюкзаке!!!

Потрясенный увиденным, я способен ухватывать только кончики эмоциональных сполохов своих мыслей... Но какая-то спокойная аналитическая часть моего мозга увязывает то, что я вижу с рассказом Тарабарина и с его наследием. Для меня уже нет сомнений в том, что Жора был здесь, что это его лестница, что именно с поверхности блока он взял один из семи кристаллов! И я вижу подтверждение своим мыслям: задрав голову, смотря сквозь блок(!), я обнаруживаю пустующее углубление на поверхности, расположенное рядом с прислонённой лестницей. Сняв рюкзак, долго развязываю тесёмки на его горловине и достаю СВОЙ кристалл. Оставив рюкзак на каменном полу залы и неловко придерживая одновременно и кристалл и факел, подымаюсь по высоким пролётам Жориной лестницы. Стоя на последней перекладине и немного возвышаясь над блоком, вставляю цилиндр его торцевой частью в нишу. Он входит туда идеально, подтверждая очевидное - этот кристалл ранее находился здесь.

И тут, даже не успев отдёрнуть руку, я так и замираю на лестнице в неудобном положении... Переводя взгляд с кристалла на кристалл, в изумлении вижу, как набирая силу, увеличиваясь с каждой секундой, начинают светиться ВСЕ СЕМЬ ЦИЛИНДРОВ, освещая всё вокруг никогда невиданным мною ранее сиренево-рубиновым светом!!! Тьма, окружавшая меня, как живая, отползает от блока, отступая к стенам залы, но я, цепенея от парализующего ужаса, смотрю вниз, в середину непрозрачного до этого момента блока…Теперь он прозрачен.

Там, по мере нарастания света в пещере, в хрустально-прозрачной стылости, начинает проявляться ОБЪЁМНАЯ фигура существа! Невообразимых размеров исполин занимает более половины длины блока. Он не менее семи метров в длину! Он лежит в спокойной величавости, руки его вытянуты вдоль тела. На нём грубое рубище серого цвета, доходящее до циклопических размеров обнаженных ступней. И только полуметровой ширины тёмно-красный пояс, охватывающий исполинскую талию, является единственным на нём украшением... Расчёсанные на прямой пробор длинные, доходящие до плеч белоснежные волосы, в сюрреалистическом взвешенном покое...

Я смотрю на всё более проявляющиеся ОТКРЫТЫЕ глаза исполина и с содроганием безуспешно пытаюсь убедить себя в невозможности этого, но вновь и вновь убеждаюсь, что этот взгляд огромных голубых глаз ЖИВОЙ, что эти глаза доброжелательно и спокойно СМОТРЯТ НА МЕНЯ!!!

Показавшийся грохотом звук удара об пол залы выпавшего из моей руки факела, заставил меня очнуться... Обдирая колени о перекладины лестницы, скатываюсь вниз и бегу к выходу! И только там, забравшись на первую исполинскую ступень, останавливаюсь...

Что это я?.. Куда я бегу?.. - задаю себе вопросы, чувствуя, как меня покидает только что испытанный мною какой-то мистический ужас, какого я никогда не испытывал ранее. Стоя на ступени, оборачиваюсь и смотрю на неподвижного гиганта, замурованного то ли в стеклянном, то ли в ледяном блоке... Поднимаю глаза вверх… и, в который уже раз, снова замираю...

На идеальной по форме освещённой сфере купола зала я вижу семь огромных знаков, напоминающих "розу ветров", чья кажущаяся хаотичная разбросанность соединена прямыми, метровой ширины линиями золотистой наполненности. Школьных зачатков знаний астрономии мне хватает, чтобы узнать в этих семи стилизованных звёздах известное всем созвездие! Я неотрывно смотрю на одну из семи "звёзд": она БОЛЬШЕ по размеру в сравнении с другими "звёздами"...

Истошный и срывающийся на вой лай забытого мною Покровского приводит меня в чувство. Подозревая неладное, я с тревогой спешу подняться по ступеням вверх.

В два прыжка преодолев всё расстояние до верхней площадки, со страхом вижу, что плита поднимается! Рискуя споткнуться и переломать себе все, что можно, спрыгиваю вниз по ступеням, УСПЕВАЮ протиснуться наружу, зайдя сбоку неумолимо поднимающейся плиты. Вылезаю из грота на яркий солнечный свет за несколько секунд до того, как плита встает на место...

Учащённо дыша и морщась от боли, потираю ушибленное колено. Тут же вижу, что мои резиновые полусапожки меня уже не спасут: прибылая вода покрывает всю песчаную площадку, а лодка, повернувшаяся ко мне боком, уже стоит на воде. Шлёпаю, не обращая внимания на попадание воды внутрь сапог, подхожу к якорю и выдёргиваю его лапы из ушедшего в нишу кольца. Скинув в лодке с ног сапоги, долго сижу, выкуривая сигарету за сигаретой и почёсывая за ухом Покровского, ткнувшегося доверчиво ко мне в бедро своей лобастой головой. Я неотрывно смотрю на монолит стены острова, в ту его часть, которая несколько минут назад была входом в пещеру. В который уже раз спрашиваю, не веря себе: Это было со мной? Я это видел? И сам же себе отвечаю: Да, было... Я видел ЭТО!..

...Дорогу домой запомнил какими-то отрывочными моментами. Помню мысли свои, несущиеся вскачь. Кто ОН, лежащий в пещере в прозрачном монолите? Куда ведут два хода арочного перекрытия? Что теперь делать? Стоит ли кому-нибудь говорить, сообщать об увиденном? МОЯ ли эта тайна? Как Тарабарин узнал об острове? Как, на чём он добрался до него? А может быть он с кем-то попал на остров? Ведь не обнаружили мы у его избы никакой лодки... и знает ли кто ещё о тайне острова?.. Зачем он брал цилиндр, почему просил меня вернуть его обратно?
Помню, что тогда, ведя лодку к дому, я с потрясшей меня остротой осознал КАКОЙ тайной, способной перевернуть доселе привычное восприятие мироздания человечеством, я стал владельцем!..


...Размеренная обыденность моего бытия опять скрашивается не реже двух раз в неделю радостным сном... Опять и опять стремительность полёта приближает меня к ещё БОЛЬШЕЙ невообразимой радости: Я ТОЧНО ЗНАЮ, что лечу на север, туда, где на границе блистающего льда и белизны снегов меня ЖДУТ!.. Меня ждут ОНИ - семь гигантских исполинов в горделивой неподвижности ожидающих моего прилёта. И я уже вижу их, стоящих на краю плато отвесной обрывистости материка...

Но мой сон изменился: с каждым разом я подлетаю всё ближе и ближе к ожидающим меня исполинам и знаю ТОЧНО, что наступит тот момент, когда я начну общаться с ними и познаю то, что изменит не только мою жизнь!..

И манит, ох, как манит меня остров, удостоенный только нескольких скупых строчек в "Лоции Белого моря"...


И знаю я, недалёк тот день, когда снова встану на идеально гладкую поверхность залы, впечатавшей в себя изображение ЛЕБЕДЕЙ ЗАПРЯЖЁННЫХ В КОЛЕСНИЦУ!!!



1 Местное название лодки.



Просмотров: 1850


Статья впечатлила? Оцените

Оценка: -0.03

-2      -1      0      1      2     

Оценочная шкала от -2 до + 2 поможет автору понять реакцию читателей на прочитанное, найти свою аудиторию и перспективы роста


© Журнал RA Homo Novus. Все права защищены. Копирование информации возможно только в случае письменного согласия редактора журнала.   На сайте зарегистрировано 1090 человек (он-лайн 5)